Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– К сожалению, – говорит она радостно, когда я спрашиваю, нельзя ли перекинуться двумя словами с Иззи, – ее сегодня нет. Она учится в колледже. То ли на косметолога, то ли парикмахера, не помню.
– Ясно… А не знаете, во сколько заканчиваются занятия?
Она трясет головой, пучок на макушке раскачивается.
– Не-а, простите. Хотя, – она бросает взгляд на часы, – она точно говорила вчера, что пойдет к Камням в обеденный перерыв.
– Камням?
– Ага. – Хлоя понижает голос: – Ее сестра – одна из тех девушек, что пропали в девяносто восьмом году, и ее родители установили там мемориальную скамейку.
Удивляюсь, как родители Салли могли так поступить, ведь их дочь, возможно, еще жива. Бывают же истории, когда психи выкрадывают молодых девушек и держат их годами в каком-нибудь подвале. Редко, конечно, но случаются же…
– В любом случае, – Хлоя смотрит сквозь меня на пару с двумя маленькими детьми, которые вошли следом, – мне надо идти.
– Спасибо.
Невольно думаю, что раз Иззи не позвонила, то, видимо, и не планирует. Пройду мимо Камней, взгляну, нет ли ее там. Не хочу ей мешать вспоминать сестру, но вдруг получится перехватить ее на обратном пути…
На улице всего несколько человек. Передо мной плетутся две пожилые дамы, группа хорошо одетых молодых людей из офиса дружно направляются в паб. Я тащусь за пенсионерками, которые сплетничают о новом бойфренде подруги – вдовце. Добираюсь до заборчика, перелезаю через него, едва не порвав подкладку пальто. Поле большое и пустынное. Камни торчат из земли, как в кино про Индиану Джонса. Вблизи они огромные и величественные. Бренда говорила, что им более пятисот лет. Прохожу между ними, земля похрустывает под ногами. Интересно, когда и зачем их тут водрузили? Около одного из них табличка; останавливаюсь, чтобы прочитать. В основном это народные предания про то, как Камни связаны с Луной и Солнцем. Иду глубже в поле, огибая исполинов с разных сторон. Людей нет. Оттуда, где я стою, улицу уже не видно. Краем глаза замечаю что-то. Поворачиваюсь в надежде встретить Иззи, но никого не вижу. Небо понемногу темнеет, облака как будто становятся ниже. Мне даже кажется, что я могла бы дотянуться до них. Это угнетает. Ускоряю шаг, потому что не могу избавиться от ощущения, что здесь есть кто-то еще. Этот кто-то прячется за Камнями, поэтому я не могу его разглядеть. Такая жуткая игра в прятки…
Пытаюсь сосредоточиться и найти мемориальную скамью, о которой говорила Хлоя. Вижу большой дуб, а рядом с ним наполовину закрытую ветвями деревянную скамейку. Подхожу ближе. На медной табличке выгравированы имена пропавших девушек и слова «Всегда в наших сердцах». Замечаю, что кто-то оставил на подлокотнике букет роз. Наверное, Иззи уже побывала тут. Сажусь и вздыхаю. И вижу записку на линованной бумаге, спрятанную под листочками роз. Написано печатными буквами с наклоном влево. Что-то в ней кажется неуловимо знакомым. Я беру ее в руки и читаю:
КЭТИ, ТАМЗИН, САЛЛИ
Чуть ниже – два слова:
ПРОСТИТЕ МЕНЯ
Почерк тот же, что на записке с угрозой, которую я обнаружила на ветровом стекле своей машины под «дворником».
24
Оливия
Оливия постоянно думает о Ральфе. Она знает, что окружающим кажется странной ее дружба с ним. Казалась… Сердце сжимается. Ральф был хороший, добрый. Ему нравилась простая жизнь. Он был очень неглупым, сообразительным, хотя люди постоянно использовали его. В последнее время и она тоже. Сейчас ей жаль, что ничего нельзя изменить. Ральф сказал однажды, что ее освободит правда. Типичное его заявление. Он любил говорить лозунгами. Но здесь он ошибался. Правда не освободит ее, нет. Правда станет ящиком Пандоры. Ей необходимо держать крышку плотно закрытой.
Уже не в первый раз ей жаль, что не с кем поговорить о том, что произошло. Ральф был ее единственным другом, человеком, на которого она могла положиться. Теперь его нет. Она стала еще более одинокой.
Оливия смотрит на часы. Пять минут первого. Уэзли сказал, что встретит ее здесь, у Камней, – они побудут у скамьи, возложат цветы, а потом немного перекусят перед тем, как ему нужно будет снова идти на работу. Букет кажется тяжелым. Где же он? И вдруг Оливия замечает его. Уэзли идет в ее сторону своей знакомой прыгающей походкой. Объемная пуховая куртка делает его фигуру непропорциональной и похожей на персонажа игры «Догадайся, кто?»[15]. Утром он прислал ей сообщение, что нужно встретиться здесь, и Оливия подумала, какой он внимательный, заботливый, хочет поддержать ее в годовщину исчезновения подруг… Но по выражению его лица понимает, что ошибалась. Уэзли вне себя от злости.
– Ральф Миддлтон мертв, – говорит он, как только подходит ближе. Хватает ее за руку и грубо тянет за загородку, в поле. – А тебя видели выходящей из его вагончика в слезах! Какого черта, Лив?
Оливию как будто ударили под дых. Почему он так злится?
– Этот хрен Дейл приходил к тебе? Он до этого был у меня.
– Почему он к тебе пошел? Ты же едва знал Ральфа. А разве ты не был утром на работе?
Уэзли проводит рукой по подбородку и слишком поспешно отвечает:
– Это было до работы. Так, формальность, на самом деле.
Взгляд его становится суровым, как всегда бывает, когда он лжет. Уэзли сразу начинает задавать вопросы сам:
– Что ты вчера делала у Ральфа?
Откуда он знает? Это Дейл ему сказал? Сердце громко стучит, а рука, которая держит букет, просто отнимается.
– Я очень переживаю из-за Ральфа. Всегда буду чувствовать себя виноватой, потому что наш последний разговор закончился ссорой.
– Из-за чего?
Оливия вяло тыкает в землю носком ботинка. Она все еще в костюме для верховой езды.
– Это было дурацкое недоразумение.
– Его убили, Лив. Дейл сказал тебе?
Она поднимает голову и замечает в его глазах неприкрытый страх.
– Ну да…
– Этот гад… – Уэзли вздыхает, а Оливия не совсем понимает, кого он имеет в виду, Дейла или Ральфа. Она знает, что они с Дейлом учились в одном классе и не любили друг друга. Но Ральф… Уэзли был едва знаком с ним. Только